"РОМАНС ВЧЕРА И СЕГОДНЯ" ЕВГЕНИЯ СМОЛЬЯНИНОВА

Авторская программа Галины Ковзель. Гость - Евгения Смольянинова.

- Романс «В лунном сиянье» - ваша визитная карточка. Так, как вы его исполняете - не исполняет никто.

 -  И даже было время, когда я воспринимала это, как особый комплимент, что только я его могу петь. Я считала это своим достоинством. И была очень возмущена, не скрою, когда этот романс пели другие. Не потому что романсы, другие меня не волновали, а почему-то именно этот. Всякий раз, когда я слышала его в новом исполнении, мне была всегда чрезвычайно больно. Было ощущение, что прямо в самое сердце попадает острый предмет, по причине того, что не происходило этого чуда. Я очень хорошо помню, как я впервые его спела, как я его нашла. Это было в 86 году. Я искала  романс для картины «Жизнь Клима Самгина». До того я не пела романсы, пела народные песни. Я пела настоящие обрядовые народные песни старинные, и собиралась этим заниматься до конца своей жизни. И вдруг меня пригласили на картину «Жизнь Клима Самгина», и я была уверена для того, чтобы петь народные песни. Когда сказали петь романс, я даже в начале была как-то удивлена, в недоумении точно находилась. Я говорю: «Никогда не пела романсы. Как я могу их петь?». Сказали, ваш голос обязательно подойдет. Удивительно совершенно, невозможно было представить, что я запою романсы. Но главное, что я почувствовала, мне это очень понравилось. Удивительное ощущение.. Естественно, как музыкант на слух я знала «Утро туманное». Как только мне предложили, я тотчас села за рояль, начала петь «Утро туманное», мне понравилось. Наверное, раза три подряд спела. Это был второй романс. Кстати, он вошел в картину. А «Динь-динь-динь!» я уже искала просто из кипы нот, которые мне предложили для работы. Я дома посмотрела. Я перепела все романсы, которые там были. Что-то нравилось, что-то нет. И вдруг нашла «Динь-динь-динь!», запела его. Удивительное было ощущение. Такое впечатление было, как будто во времени что-то… соединилось. Я его спела раз 50, наверное, не могла остановиться от этого ощущения, которое я испытала от пения. Не могу сказать, что я была в каком-то таком специальном восторге от музыки или от слов, или что-то меня волновало по смыслу, ничего подобного. Ощущение, что я попала в то время, в ту точку, в какую-то совершенно свою жизнь. Я ходила и пела этот романс. Причем, меня всегда поражала чудесная реакция. Сейчас уже притупилось ощущение, а тогда это было, как будто у меня в руках была волшебная палочка. Будто я её беру, что-то себе загадываю, палочку даря, и на моих глазах изменяется время. Где я только не была с этим романсом: я пела в психиатрической больнице, в детских заведениях, среди художников, кинематографистов, докторов, реакция была совершенно одинаковой везде и всюду. Только я его запевала, я без гитары пела, без музыкантов. Я только начинала петь «В лунном сиянье» и пространство изменялось вокруг, люди изменялись. Просто вообще что-то происходило. Я не знала что, но это была мистическая минута до чуда и после него. И этот романс представляется для меня тайной, которую я думаю, никогда не разгадаю. Чтобы я ни говорила о его особенной простоте. Даже если его композиционно рассмотреть, как угодно, все равно это не раскрывает самого главного – этого удивительного чуда.

- Вы приехали в Петербург из Сибири?

- Да, в 82 году Санкт-Петербург стал моей второй родиной, таким приемным Отечеством. Меня принял этот город, и отразилось многое в творчестве. Может от того, что это в молодости произошло. Я жадно во все вглядывалась, впитывала это все. В те годы мне говорили, сибирячка сразу видно - глаза горят. Такого здесь не встретишь. Но я все время принимала это, как личный комплимент. А нынче я была с гастролями в Сибири. И я посмотрела на тамошних девчонок, женщин, мужчин, и я поняла почему мне так говорили. У них действительно у всех горят глаза необыкновенно, таким восторженным огнем и очевидно, что так много энергии в людях, что они очень-очень много могут. Это потрясающе.

- И Петербург много вам дал…

- Такой таинственный город. Город-призрак. Это точно совершенно. Действительно почти несуществующий, почти нереальный. Две такие вещи, абсолютно противоположные. Всё-таки Сибирь место контрастное по амплитуде своей от полного «да», до полного «нет», отсутствие середины во всем: и погодных условиях, и в образе жизни. А Питер с удивительной стабильностью, абсолютно неизменяемым мерцающим светом, не холодным и не жарким. Я теперь боюсь говорить о Петербурге. Я как-то неосторожно высказалась о том, что в Питере одно, а в Москве другое. Появилось такое количество статей о том, что я чуть ли не предала город для того, чтобы поехать в Москву. Поэтому я публично могу заверить, что чрезвычайно люблю Санкт-Петербург. Для меня это необыкновенный город. Более того, только переместившись в Москву, это не значит, что я уехала из Петербурга..

- Все считают вас петербургской певицей.

- И в Москве мне это часто говорят, сразу ощущается питерская культура. Мне это очень приятно. Не в силу восторга по поводу себя самой, а радость, что мне удалось в себя это вместить и поддержать. Есть ведь миф о городе некий. Где бы мы ни выступали, Петербург – это особый город. И очень приятно своим обликом, творчеством, самой собой поддержать этот миф. И во славу Петербурга еще и потрудиться. Это удивительная вещь. Если честно говорить, Питер забыть невозможно.

- Как часто вы гастролируете по России?

- Очень часто. В большей степени по России, потому что я сама люблю выступать больше у нас. Нигде такого нет. Такого родства со зрителями нет и быть не может. У нас необыкновенная земля, необыкновенные люди, которые её населяют. Это такая радость работать для своих соотечественников. Я рада сказать то, чем я занимаюсь, а именно романсы, народные песни, это творчество, которое мало понятно человеку, не говорящему на языке, не понимающему языка. Слова здесь, конечно, важны. Хотя приходят иностранцы, как-то радуются. Слов не понимают, но им очень нравится. Мне тоже странно, как можно понять о чем, не зная слов. Музыка, да, голос, но всё-таки понимаешь, когда поешь, как этот романс буквально проникает вместе с воздухом, как аромат, как он вдыхается. Люди жадно впитывают, потом сколько радости. Потому что действительно это имеет такое проникновение в сердце человека. А кроме того, мне кажется это исключительно русская форма. Такой больше нет нигде. С чем сравнить? Даже испанское романсирование, итальянское. Это не возможно, только у нас.

- Романс – это всегда три составляющие: поэзия, музыка, исполнитель.

- Здесь важно, конечно, человеческое сердце того, кто поет, кто слушает, потому что откровенность, с которой в романсе говорится, о таких вещах, которые сказать невозможно.. Такая чудная форма. Я думаю, она возникла на той высоте, которую достигла русская культура, русская поэзия, литература, русская музыка. И если бы не было бы так высоко, наверное, романс не мог бы не возникнуть. Для меня русские романсы такое ощущение все из русской литературы. Из Бунина, из Тургенева, из Чехова. Они все оттуда вышли. И косвенно и прямо, связаны с Островским, с пьесами какими-то, с театром, с драматургией, и конечно, с русской музыкой. С высотой русского умения петь. Не знаю, может быть это излишне громко я говорю, патетично…

- А современный романс?

- Я к современному романсу очень осторожно отношусь. Я очень люблю стиль. Мне в романсе очень дорог стиль и время. Романс особой своей высотою может похваляться, опять же на общей высоте музыкального и литературного искусства, поэтического. А современность..

- Но эти романсы тоже были современны в те годы. Значит, у нас тоже должны появляться романсы, которые потом будут также петь наши дети.

- Мне кажется, надо начать с того, чтобы появлялась  музыка замечательная, как тогда, замечательная литература, как тогда. Такое состояние духа внутреннее, душевное.. Всё-таки романс – это не просто песня о любви. В романсе есть тайна, она существует. В то же время и простота, сказочность… условность некая. И эта условность диктует совершенно особую форму. У меня есть свои секреты, как у исполнителя, и это помогает мне открыть тот или иной романс. Почему я пою этот романс, а другой никогда не спою. А он написан в одно и то же время, даже может быть одним автором. Видимо, что-то есть в романсах мое, я это слышу, как мой тон. Когда я нахожу его, понимаю, что это петь буду. Хорошо, что есть люди, которые умеют писать романсы.